– Спать, – вспомнил он наконец. – Тут…
Где?
Жрец онемел. Он просто не верил оказанной ему чести. Кое-как справился с чувствами и, пригнувшись еще ниже, проводил к пальмовому шалашу возле резного идола… Песчаный пол был застелен циновками. Игорек разделся, соорудил некое подобие подушки, замотав «Макаров» во что попало. Лег, завернулся в плед. И вот что дивно-то: стоило закрыть глаза – уснул без задних ног. Мораль здесь другая, что ли?..
Разбудило его вторящее прибою приятное, хотя и несколько сдавленное пение. Ритм и мелодия были знакомы. Что-то вроде местного «Эй, ухнем!». Работать тут начинали затемно, зато в полдень все поголовно дрыхли в тени. И правильно делали.
Игорек с силой потер щеку, безуспешно пытаясь разгладить оттиснувшийся узор циновочного плетения, затем подобрался к самой большой прорехе в пальмовых листьях и выглянул наружу. Солнце еще только-только брызнуло над чешуйчатым океаном, а на островке уже пахали вовсю.
Чем-то напоминая репинских бурлаков, впрягшиеся в постромки туземцы рывками тянули по песку очередной базальтовый столб. Перед смуглыми бурлаками, воздевая руки и дребезжа нараспев священные тексты, ковылял все тот же Тиури. Надо будет потом вмешаться, сказать, чтобы столбы врыли по кругу – на равном расстоянии от лазейки… Этакий Стоунхендж. На случай обороны. А, черт!.. Хочешь не хочешь, а получается, что внутреннюю часть площадки придется мостить собственноручно… с двумя подмастерьями… Местных теперь к лазейке ничем не подманишь – все прекрасно знают, чем для простого смертного грозит прикосновение к облачку дрожащего воздуха… И слава богу…
Послать бы на хрен все эти великие цели! Хапнуть в банке ссуду, переселиться сюда с концами, выстроить коттеджик – и доживать век в свое удовольствие… Жрать бананы и трахать прекрасных туземок… Поздно. Два трупа в тылу. А коли так, то нужна великая цель. Ну не может русский человек совершить подлость просто так, без высоких мотивов!.. «Да я ж не ради грабежа пошел на погром, а за Святую Русь!.. И соседа не из зависти раскулачил, а во имя Революции!.. Да и окраину села ракетным залпом накрыл не с похмелья и не по злобе – Отчизна велела…»
Игорек раскутал пистолет из шмоток и принялся неторопливо облачаться. Жарко, но что делать! Вождям, а тем более богам, разгуливать нагишом невместно даже в тропиках… Положение обязывает. Кто поверит голому, что у него много рубашек! Чья поговорка?.. А ведь помнил…
Ну вот теперь уже можно покинуть шалаш и явить себя люду. Игорек подобрал с циновки «макаров», но тут ритмичное пение снаружи оборвалось, а взамен грянули злобные ликующие крики. Что там могло случиться? Шум нарастал, вскипал улюлюканьем, хохотом… Игорек на всякий случай заранее дослал патрон и выбрался из шалаша. Авторитет авторитетом, а с боеготовым оружием как-то поспокойнее…
Строители и охрана толпились неподалеку от зияющей ямы, предназначенной под четвертую плиту. Все они были настолько возбуждены, что появления Игорька не заметили.
Поначалу он решил, что эти чертовы дикари опять задумали принести кого-нибудь в жертву, и в общем-то оказался недалек от истины. В самой гуще яростно галдящей толпы, сгорбившись сильнее обычного, цепенел старый Тиури, и морщинистое серое лицо его было искажено такой болью, что Игорек немедленно все понял. Обмолвился старикан. Слова перепутал.
Яростнее всех кричал и махал руками молодой косоплечий туземец, о котором Игорек знал, что это ученик, помощник, а в будущем и преемник одряхлевшего жреца. Судя по всему, вот он-то, сволочь такая, и уличил наставника в неточности. А больше вроде некому…
Жестикуляция его была доходчива и в переводе не нуждалась – гаденыш то и дело ударял себя по затылку (точь-в-точь как сам Тиури этой ночью) и тыкал пальцем в яму. Ну правильно. Как раз четвертого угла и не хватает…
– Ихароа!
Все разом смолкли и в страхе обернулись к Игорьку. Его появление было настолько внезапным, что даже оземь грянуться не сообразили. А он посмотрел в беспомощные глаза Тиури – и как будто снова очутился перед пыльным тусклым зеркалом в своей прихожей. Во всяком случае, чувство было очень похожее – острая, щемящая жалость к собственному отражению. Игорек перевел взгляд на юного поганца, даже перед ликом божества не способного скрыть подлое свое ликование, и тот показался ему вдруг копией Влада, взмахнувшего тогда с победным воплем «Bay!» обломком ритуальной дубины.
Нахлынувшая ненависть была столь сильна, что изношенные сосуды выдержали чудом. Еше секунда – и инсульт.
Дальнейшее произошло само собой. Ствол вдруг оказался вскинутым на уровень глаз, и палец уверенно, беспощадно нажал на спусковой крючок. Это тебе за Сувенира, звереныш!
Рука с пистолетом подпрыгнула. Правый глаз туземца как бы провалился – и мальчишка начал ужасающе медленно запрокидываться навзничь. Звука падения тела Игорек не услышал, потому что в ушах еще звенело от выстрела, но он знал, что должен быть звук, и он машинально воспроизвел его, выдохнув почти беззвучно: «Ш-шух-х!..»
Мгновение туземцы стояли неподвижно, боясь пошевелиться. Затем кинулись наземь. Все, кроме Тиури. Старый жрец просто не смог этого сделать – настолько оцепенел…
Не выдержав его изумленного взгляда, Игорек нахмурился, отвел глаза и молча указал стволом на яму в песке. Подобрал гильзу и двинулся к лазейке. Шел, недоумевая. Он только что снова застрелил человека. И-ни угрызений совести, ни даже осознания того, что произошло: застрелил – и все. Как будто совершил это не он, а кто-то другой, знающий свое право – карать и миловать без колебаний.